Неточные совпадения
—
Трусу ты спраздновал, честной отец… Ах, нехорошо! Кабы не догадливый кучер… Ох, горе
душам нашим!
«Неужели я
трус и тряпка?! — внутренне кричал Лихонин и заламывал пальцы. — Чего я боюсь, перед кем стесняюсь? Не гордился ли я всегда тем, что я один хозяин своей жизни? Предположим даже, что мне пришла в голову фантазия, блажь сделать психологический опыт над человеческой
душой, опыт редкий, на девяносто девять шансов неудачный. Неужели я должен отдавать кому-нибудь в этом отчет или бояться чьего-либо мнения? Лихонин! Погляди на человечество сверху вниз!»
Да, вы много читаете, и на вас ловко сидит европейский фрак, но все же с какою нежною, чисто азиатскою, ханскою заботливостью вы оберегаете себя от голода, холода, физического напряжения, от боли и беспокойства, как рано ваша
душа спряталась в халат, какого
труса разыграли вы перед действительною жизнью и природой, с которою борется всякий здоровый и нормальный человек.
— И я скажу то же самое, — примолвил Зарядьев, закуривая новую трубку табаку. — Мне случалось видеть
трусов в деле — господи боже мой! как их коробит, сердечных! Ну, словно
душа с телом расстается! На войне наш брат умирает только однажды; а они, бедные, каждый день читают себе отходную. Зато уж в мирное время… тьфу ты, пропасть! храбрятся так, что и боже упаси!
— Армия турецкая голодна, не обута, не одета… солдаты их возбуждаются только опиумом и водкой, а в
душе они все
трус на
трусе, хвастун на хвастуне!.. — кричал между тем Долгов, не слышавший даже разговора своих собеседников, как совершенно не входящего в кругозор его собственных мыслей.
Вышел я из трактира смущенный и взволнованный, прямо домой, а на другой день продолжал мой развратик еще робче, забитее и грустнее, чем прежде, как будто со слезой на глазах, — а все-таки продолжал. Не думайте, впрочем, что я струсил офицера от трусости: я никогда не был
трусом в
душе, хотя беспрерывно трусил на деле, но — подождите смеяться, на это есть объяснение; у меня на все есть объяснение, будьте уверены.
Кто любит таканье, находит в лести вкус,
Того
душа подла; во всех делах он
трус;
Наедине всегда тот за себя бранится,
А в публике всем льстит, с злодеями мирится.
Какое же сочувствие можно питать к корыстолюбцу и
трусу, особенно, когда
душа томится жаждою дела и ищет мощной головы и руки, которая бы повела ее?
Отец и сын — оба
трусы, малодушны и мистичны;
душу обоих наполняет какой-то неопределенный, беспредметный страх, беспорядочно витающий в пространстве и во времени: что-то будет!!.
— Как случится;
труса праздновать — зачем же, Елена Ильинишна. Вы будете последовательны: приглашали меня сейчас в специальные воспитатели, а теперь пугаете, да еще как!.. Уж если будет для меня смертельная опасность, схватите меня тогда за руку: у вас
душа добрая, я знаю.
Этот крик освободил
душу Гримма от обуявшего было его панического страха — как все негодяи, он был
трусом.
Этот окрик освободил
душу Гримма от обуявшего было его панического страха — как все негодяи, он был
трусом.
Даже в прочтенных княжною Варварой романах отравительницами являлись всегда женщины, а не мужчины — последние
душили, резали, стреляли, оставляя яд — это орудие
трусов — женщинам.
Отчаянные
трусы, они больше всего боятся самих себя и, любуясь с восторгом отражением в зеркале своего лживого загримированного лица, — воют от ужаса и злости, когда кто-нибудь неосторожный подставляет зеркало ихней
душе.